Дуэт одиночек. Глава 1.

[chubakka-sin]

Итак, спустя долгое время амёба решила взяться за дневник, а что лучше всего сделать, чтобы не запустить его? Правильно, начать выкладывать сюда всё, что из-под пера вышло)

Автор: Сарказматик Син
Бета: сам себе бета
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: пианист, скрипач и прочий оркестр
Рейтинг: PG-13
Жанры: Повседневность, Психология, Драма, Юмор, Слэш (яой)
Размер: Миди

Описание: История о гении и упорстве, тщеславии и одиночестве, о музыке, единой для всех и стирающей границы противоречий.

Публикация на других ресурсах: Публиковать нельзя.



Человек в своем развитии подобен дереву. В этот мир он приходит беззащитным ростком, внешне едва отличимым от травинки, и все, что он может - жадно пить воду, что льет ему под корни рачительный садовник, и принимать его заботу. Росток тянется вверх, чувствуя где-то вдалеке горячее солнце, неуверенно, практически на ощупь, и чем ощутимее скользят лучи по побегу, тем стремительнее его рост.

И побег уже стал молодым деревцем. Но не дай вам бог учить дерево, до какой высоты ему должно вырасти, в какие стороны расправить ветви или сколько распустить на них листвы. И не ждите от дерева сочных плодов после первого же цветения, тем более что дерево может оказаться могучий дуб. Оно еще только пробует, делает заметки и вносит поправки. Его уже не нужно поить водой - оно спокойно дождется дождя и терпеливо соберет драгоценную влагу. И не нужно подрезать ему ветки сообразно своим представлениям о красоте и симметрии, ибо ничто не может быть прекраснее первозданной формы, которой только природа имеет право сказать "Стоп".

Не за один день нежный росток становится мощным зеленеющим исполином. И не в один день Человек сотворяет свое величие. Оставьте его - и он сам покажет вам, что уже готов: на голову свалится спелый плод.

******

Экспозиция.
День первый.

Антон в легкой растерянности бродил по залам венского аэропорта, стараясь не терять из виду Адама Евгеньевича, что нервически теребил в руках изящную фетровую шляпу и беспрестанно озирался по сторонам. Минут десять назад Хэлен, которая должна была встретить их и доставить в отель, позвонила и сообщила, где будет ждать. Но Адам Евгеньевич беспокоился не из-за того, что они могли заблудиться в путаной системе коридоров Швехата: после долгих лет путешествий он спокойно ориентировался как в родном Пулково, так и в лондонском Хитроу. Предмет переживаний преподавателя в этот момент пробирался к ним с Антоном сквозь толпу, бережно неся в объятиях огромный черный футляр. На лице паренька читались триумф и облегчение - еще бы, ведь промедли он на минуту больше, и драгоценный футляр уже взмывал бы в небо в направлении Дрездена. Но что поделать - казусы случаются везде, и главное то, что все хорошо закончилось.

Воссоединившаяся троица дружно двинулась в поисках ярко-синей шляпки с зеленой лентой - именно этот ориентир задала им Хэлен, чтобы найти ее было проще. По сторонам проплывали многочисленные павильоны Дюти-фри и рекламные экраны, приветствующие гостей Вены на всех языках мира или предлагающие посетить какие-либо достопримечательности. Взгляд Антона задержался на одном из лайт-боксов, с которого ему обворожительно подмигивала прекрасная Юдифь. Реклама призывала посетить Сецессион, дабы соприкоснуться с шедеврами Густава Климта, в особенности - со знаменитым "Поцелуем". Парень хмыкнул и мысленно поставил галочку.




- Guten morgen, - прозвучало бодрое приветствие. От неожиданности Антон шарахнулся в сторону. Видимо, пока они ждали возвращения футляра, Хэлен решила найти их сама, что у нее прекрасно получилось.

- Здравствуйте, здравствуйте, - в тон ей ответил Адам Евгеньевич и продолжил говорить на довольно чистом немецком. Они двинулись к выходу, Антон изредка отвечал на вопросы провожатой, Игорь - парень с футляром - угрюмо отмалчивался. Уже в машине он объяснил это почти потерей прекрасной Лютиен. С какой стати он назвал виолончель в честь толкиновской эльфийки, известно одному Игорю, объяснять же это "непросвещенным клавишникам" он не считал необходимым.

В отеле они без лишней суеты получили ключи от номеров и занесли багаж. Адам Евгеньевич сослался на послелетную мигрень и ушел отдыхать, Игорь вызнал адрес ближайшего супермаркета
и пиццерии и тут же отправился за провиантом, не тронув чемодан.

- Вам чем-нибудь помочь? - с заметным акцентом Хэлен обратилась к Антону.

- А, нет... - промолвил он. - Нет, стоп, подождите. Я хочу поехать в центр, прямо сейчас. Вы... сможете меня подвезти?

- Без проблем. Я выдам вам подробную карту города и объясню, как вернуться в отель. Куда именно поедем? Может, высадить вас в районе Штефан-плац?

- Д-да, пожалуй, - и так же, как в аэропорте, Хэлен бодрой пружинящей походкой направилась на улицу, уводя Антона за собой.

***

Всю следующую неделю Вена обещала радовать бархатно греющим солнцем и освежающим ветерком - и сейчас она предстала перед Антоном свежей сияющей барышней, гостеприимно принимающей его в свои покои. После питерской сырости очутиться в мягком ореоле ее лучей было особенно приятно.

Антон не спал в самолете, и поэтому сейчас его одолевала легкая усталость. Либо кресло было недостаточно удобным, либо облачные барханы за стеклом иллюминатора настолько захватили его внимание, но его глаза отказывались сомкнуться даже на несколько минут. И он не хотел сейчас оставаться в отеле лишь потому, что считал: куда лучше вынести атмосферу полета из аэропорта и слить её с дыханием великой столицы искусства, а не растрепать в запахах начисто вымытого трехзвездочного номера. Что-то несло его в неизвестность, манящую старинными зданиями и яркими вывесками.

Только Антон не хотел признавать, что это самое что-то - волнение.
Хэлен высадила его в пункте назначения, посоветовала пару недорогих кофеен в центре и отпустила неусидчивого питерца в свободное плавание. Здесь всё рядом: вот на Антона взирает чудо готической архитектуры - собор Святого Стефана - с потемневшими от времени резными стенами и узкими витражными окнами, в другой стороне, за поворотами улиц, раскинулся роскошный Хофбург, резиденция королей, и рядом же Альбертина, музеи-близнецы, и ещё комплекс из четырех музеев. И вблизи от этого исторического великолепия - не менее знаменитая Венская опера. При одной мысли о её залах в голове Антона разливалась приятная слабость. Это - то, ради чего он летел сюда, ради чего несколько месяцев буквально жил в здании консерватории и ночевал за роялем, перемежая репетиции с подготовками к концертам, конкурсам и экзаменам. Ради этого он в последний момент отказался играть в группе Сени, чем заслужил с ее стороны законную обиду на следующие недели три. Но что это все? Бросить, объять огнем, растрепать на семь ветров - прочь из головы!

Если бы музыка была женщиной, Антон предавался бы ее ласкам ежедневно, ей одной отдал бы и свое тело, и юную душу. Да что там, он уже давно у нее в плену, и отсутствие телесной формы его любви делает их отношения чем-то сродни симбиозу великого могущественного духа и медиума. Она ни на мгновение не остается статичной, словно струящийся дым благовоний, она плетет неповторимые узоры и нежным призраком растворяется в воздухе, оплетая разум дурманом. Она волнует и будоражит, дарит свет и усмиряет боль, она доводит тебя до самоистязания и стелется теплыми волнами у ног.
Наверное, стань музыка земной женщиной, заключенной в неизменной оболочке и наполненной земными привязанностями, Антон забыл бы о ней через два дня.

Он не думал обо всем этом, пока бродил вблизи здания оперы и вглядывался в его многочисленные окна. Мысленно он уже сидел за роялем в концертном зале и звонкими форшлагами заставлял зрителей поминутно вздрагивать. А может, это будут и не форшлаги вовсе, а певучие триоли и вырастающие один из другого, словно дикие бутоны, переходы в октавах...

Антон резко остановился и одернул себя. Во-первых, пора возвращаться в отель и разбирать чемоданы. Во-вторых, помимо его воли в его фантазии вторгся непрошенный гость - запела скрипка.

***

- Все, конечно, хорошо, но Адам Евгеньевич уже начал паниковать, - бросил через плечо Игорь, стоило Антону появиться на пороге номера. На одной из кроватей уже красовалась стопка ярких рубашек и кардиганов, рядом - неизменные огромные наушники и кулон-талисман с черепом черепашки - Рудольф верно служил своему хозяину даже после своей кончины (в которой этот хозяин наверняка имел не последнее значение).

При взгляде на Игоря решить, что он оканчивает консерваторию по классу виолончели, сможет только самый изощренный мечтатель. Это вечно встопорщенное, смотрящее на мир во все ошалелые голубые глаза существо, когда-то тихо-мирно чудачившее в родном Ростове, навострило уши на север страны и довольно быстро утвердилось там как что-то, что в другом месте и не могло существовать. Темно-русый и чуть кудрявый, с круглыми, как у совы, глазами, улыбающийся всегда так, словно это в последний раз, с пирсингом в брови и в странное одежде, будто содранной с портного-шизофреника - вот он Игорь, гордость струнно-смычкового отделения, головная боль Адама Евгеньевича и личный ночной кошмар Антона, тщательно маскирующийся под участливого друга.

Сейчас его жилистую высокую фигуру облачала желтая рубашка, усыпанная фиолетовыми силуэтами пингвинов, и старые любимые джинсы с рядом заклёпок на боковых швах.

- Так-с, я сплю у окна, прекрасная Лютиен на втором ложе, для тебя постелем в коридоре.

- Ну нет, любовные игрища остались в Питере, Люси придется кантоваться где-нибудь в углу, - ответил Антон и убрал со своей постели футляр с виолончелью.

-Но-но-но! - Игорь подорвался с пола и выхватил инструмент, бережно укладывая его уже на свой матрас. - Она нежна и ранима, как тургеневская девушка! Эх ты, Весень, джентльмен умер в тебе в момент перерезания пуповины!

- То есть мой покой тебя не волнует? Ну-ну, вспомнишь обо мне, когда в кармане зазвенят последние центы.

- ... Сказал вечно голодный студент, - привычная улыбка располовинила физиономию Игоря. Антон тихо цыкнул на него и принялся разбирать чемодан. Благо, на неделю с небольшим не требовалось много вещей, поэтому управился он быстро и сразу поспешил в душ, обгоняя друга.

- Эй, нечестно! - с другой стороны ванной двери застучали кулаки.

- Поверь, чистым и успокоенным слушать твои завывания будет намного приятней.

- Не лги, у меня идеальный слух, - обиженно проворчал Игорь.

- И совершенно непослушные гланды...

- Весень, ты... скотина! - за дверью затопали удаляющиеся шаги, завершившиеся приземлением тела на кровать. Довольный оказанным эффектом и ни капли не упрекающий себя, Антон включил воду и на следующие минут десять предался отвлеченным мыслям.

Пока резко не повернул кран и не рванул с силой занавеску. Снова вмешалась она. Снова вплелась в музыкальный узор непрошенным гостем - скрипка.

***

- Не суетись на шестнадцатых! Тут больше, ярче крещендо! Так... молодец... Ну, завершай, и... отлично!

Адам Евгеньевич одобрительно улыбнулся и с непривычной для его возраста легкостью взошел на небольшую сцену. Антон бережно поглаживал клавиши старого рояля, что минуту назад с готовностью отзывался на каждое прикосновение тонких, но крепких пальцев. У Антона вообще красивые руки, самое то, что нужно пианисту: в меру крупные, но с тонкими запястьями, оплетенными хорошо просвечивающими венами, а выпирающая косточка большого пальца придает им даже какой-то аристократический вид. Но вся красота этих рук раскрывается тогда, когда под их уверенными движениями натягиваются струны, спрятанные под крышкой корпуса инструмента. Тогда эти руки заговаривают на языке, доступном каждому существу, не обделенному способностью слышать и внимать.

О чем думает зритель, когда слышит виртуозную игру? О годах, проведенных в отработке мастерства, о видимой легкости, с которой мчатся пальцы, о сокрытом жаре, агонии музыки, прочерчивающейся в изломе спины и плеч и опущенном подбородке - и все это вырывается настолько незаметно для самого исполнителя, естественно и непроизвольно.

Сначала ты дрожишь всем телом пред экзаменом в музыкальной школе и мешком валишься на табурет, моля только о том, чтобы пальцы и память не подвели в решающий момент. На выпускном ты делаешь глубокий вдох и сливаешься с инструментом, теряя ощущение времени и пространства. На очередном концерте ты входишь на сцену, как к себе домой: ты знаешь, чего от тебя ждут, и выкладываешь еще больше. И когда звенит последний такт, твои собственные душевные струны тихо скрипят и сжимаются - через них начинает проходить воздух. Ты опустошен и тут же наполнен вторгающимся в сознание миром Извне.

- Если с таким жаром, но без косяков, выложишься через два дня, на эти десять минут зрители забудут, что такое дышать, - взбодрил ученика Адам Евгеньевич, но Антон, хорошенько выучив за три года интонации наставника, четко прослеживал в его словах тайное послание: "Этакий ты простофиля, играешь, как грядки вспахиваешь". И сам Адам Евгеньевич прекрасно понимал, что понимал его Антон. Но если бы сам Шопен услышал, как исполняют его четвертую балладу в фа-миноре, он бы наверняка остался доволен.

На сегодня отработка подошла к концу. Игорь в этот момент репетировал с оркестром и должен был освободиться с минуты на минуту. Далее весь оставшийся день они могли предаваться прогулкам по Вене и осмотру достопримечательностей. По крайней мере, так думал Антон и уже жаждал воплотить свои ожидания в реальность.

***

- Стоп, что?! - Весень подскочил на ноги, перемена, произошедшая в его лице, удивила и напугала Адама Евгеньевича.

- А что ты возмущаешься? Концерт на носу, а вы ни разу вместе не репетировали.

- Репетировали, в скайпе!

- Но не вживую же!

- Да какая разница? У него и под Паганини с одной струной получится подстроиться! - словно оправдываясь, парировал Антон. Адам Евгеньевич неодобрительно покачал головой.

- Ты пойми, что в жизнь нельзя сыграться с другим человеком, не репетируя с ним лично. Ведь нужно прочувствовать его натуру, характер, коснуться струн души...

- Понимаю...

- ... Тем более что играете вы Шоссона, и в музыке вашей должно быть полное единение, такое согласие, будто через нее вы объясняетесь друг другу в чувствах.

- Ну, это вы уже загнули...

- Почему же? - бровь преподавателя иронически изогнулась.

- Тогда бы больше подошло "Лето" Вивальди. Чтобы прям в пух и прах.

- И кто из нас еще загибает? - в ответ Антон раздраженно повел плечами.

Когда он узнал, что был включен в список участников фестиваля в Вене, то чуть не упал в шоковый обморок. Когда он услышал, что на сцену его выпустят дважды, то пустился плясать дикого трепака. Но когда он узнал, с Кем он будет играть, пляски сменились почти ребяческими капризами и воплями "Я отказываюсь работать в таких условиях!". За что тут же получил отрезвляющий подзатыльник от Адама Евгеньевича. Что стало причиной такой реакции, преподавателю толком не объяснили. На его доводы в стиле "Но это же Тополевский, только идиот откажется играть с ним в дуэте!" Антон презрительно фыркал и отворачивал к стене красивый профиль. Было абсолютно ясно, что когда-то в стародавние времена эти двое чего-то не поделили. Но вот чего? Талант? Успех? Неудачная влюбленность?

В любом случае, Весень играть согласился. Но только играть. А так как на данный момент Вислав, он же Тополевский, пребывал в Чехии и ни коим образом не мог вернуться в Россию, все совместные репетиции (немногочисленные, к слову сказать), проходили в режиме он-лайн. И за все время музыканты не обменялись ни словом. Все, что их связывало, была сицилиана Шоссона.

Теперь они оба в Вене, и если хотя бы один попробует сорвать подготовку, Адам Евгеньевич не побрезгует двойным убийством в стиле Родиона Раскольникова. Антон это понимал и отнекивался уже скорее по закоренелой привычке несносного упрямца.

В зал вошел довольный, но немного усталый Игорь, с закинутым на плечо смычком, подобно английской трости. Аристократичность вида портила ядрено-фиолетовая бандана на шее.

- Итак, дамы и господа, настало время слиться с ритмами великого города. Куда путь держим?

- Вы как хотите, а у меня уже есть свои планы, - Адам Евгеньевич коротко попрощался с ребятами и покинул их. Игорь ни капли не огорчился, более того - в совиных глазах заиграли шальные искры.

- Слу-у-шай, - с заговорщической улыбкой он приблизился к Антону. - Ты, я, вечер, исход тяжелого туристического дня, венский паб с не менее венскими сосисками и прелестными фройляйн... Смекаешь?

- Прости, товарищ, но на поле брани ты останешься один.

- Фи, какой ты скучный! - воскликнул Игорь, всплескивая руками.

- Да нет, просто вечером еще репетиция...

- А-а-а... Ну, хоть расскажешь потом, каков он, виртуоз...

- Всенепременно, - буркнул Антон.

- И селфи приложи.

- А ты его прям не видел никогда!

- Ну, знаешь, фото с концертов и в реальной жизни радикально отличаются. А в соцсетях он не зависает... - с преувеличенным сожалением вздохнул Игорь.

- Раз ты такой занятой, ограничимся на сегодня прогулкой по центру.

- Но мы ведь и так здесь... - начал было Антон.

- Нет, сейчас мы в ореоле твоей удручающей ауры, а Вена где-то за порогом. Ну, братки, по коням! - и, весь на энтузиазме, Игорь потянул друга к выходу.