Если тебе грустно - решай матан. Матан - лучшее средство от всех печалей и горестей.
Автор: Сарказматик Син
Бета: сам себе бета
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: пианист, скрипач и прочий оркестр
Рейтинг: PG-13
Жанры: Повседневность, Психология, Драма, Юмор, Слэш (яой)
Размер: Миди
Описание: История о гении и упорстве, тщеславии и одиночестве, о музыке, единой для всех и стирающей границы противоречий.
Публикация на других ресурсах: Публиковать нельзя.
читать дальше
Глава 4. Прелюдия. Фрагмент 1.
Тиканье настенных часов. Шорох приподнимаемой сквозняком прозрачной занавески. Грифель карандаша, выводящий в нотной тетради штрихи ритма и чёрные и пустые головки нот. А если прислушаться получше, то можно услышать кипение двенадцати детских голов, совершающих невероятные потуги над диктантом. Работа оказалась внезапной, как снег на голову, да еще и контрольной, да еще и с только что изученным размером. Через две минуты учитель в последний раз проиграет задание, и уже остаётся полагаться только на свой слух, память и внимательность.
Однако тринадцатая голова, расположившаяся подле окна с приподнимающейся занавеской, свою умственную работу уже завершила и теперь лениво разглядывала, как напротив здания школы подъёмный кран на стройке вытягивал наверх очередную массивную балку. Заветные две минуты истекли, замолк шорох карандашей, и все дети начали старательно прислушиваться к звукам, извлекаемым из небольшого чёрного фортепиано. Тринадцатый ученик сверил свои записи с тем, что услышал, взмахнул пару раз рукой в воздухе, имитируя дирижёра, и с удовлетворением отложил работу на край стола. Что-что, а диктанты ему всегда давались легко. Вот чтение с листа – это да, можно или перепутать размер, или взять слишком высоко, или вообще радостную песенку начать исполнять в миноре. Но тут просто необходима практика, и ученик был уверен, что в пятом классе и чтение с листа не будет для него составлять особых проблем.
- Так, дети, все записали? Сдаём тетради.
Четыре человека отрицательно замотали головами и попросили еще несколько минут. Казалось бы, задание не является астрономически сложным, но, как это часто бывает, люди до последнего момента остаются не уверены в правильности своих действий, и потому тянут время, даже если сделать ещё что-либо они уже не в силах. Как говорится, перед смертью не надышишься.
В дверь уверенно постучали. Незнакомцу сказали, что идёт диктант, на что он ответил, что ему потребуется всего пара минут. Преподаватель разрешила войти. В дверном проёме появился тощий мальчишка лет четырнадцати. Окинув класс придирчивым взглядом, он произнёс:
- Антон Весень тут есть?
Тринадцатый ученик, успевший впасть в полудрёму, встрепенулся и оглянулся на говорившего.
- Да... Это я.
- После урока зайдёшь в актовый зал, - бросил ему подросток и, тряхнув тёмными волосами чуть выше плеч, вышел из класса. Все ученики оглянулись на Антона, будто спрашивая, что это было. Но он сам даже предположить не мог, что могло понадобиться старшекласснику – а это наверняка был старшеклассник – от него, тихого мальчика, оканчивающего четвёртый класс. Пусть он и был одним из лучших на потоке. Пусть ему и пророчили судьбу талантливого пианиста.
Да и кто вообще этот угрюмый тип? Антон начал перебирать в памяти учеников, с которыми был знаком, и тех, которых просто знал каждый. Последних было не так уж и много, всё-таки лауреаты не на каждом квадратном метре валяются. Лауреаты... Тут Антона осенило. Точно, это же тот самый мальчишка с класса скрипки, про которого с благоговейным придыханием еще четыре года назад рассказывал им директор, когда Весень только поступал в музыкальную школу. Дабы убедить отца мальчика в квалифицированности сего заведения, им перечисляли всех добившихся успеха в музыкальном ремесле выпускников и юных дарований, обучающихся в этих стенах на данный момент. И среди этих дарований упоминалось имя Вислава Тополевского. Тогда директор указал им на стенд «Ими гордится школа», где из правого верхнего угла на них взирал худой невзрачный мальчик с чёрными туманными глазами. Он был единственным, кто не улыбался на фотографии. Но Антона и его отца заверили, что Вислава ждёт консерватория Римского-Корсакова или даже практика за границей. Антон ещё раз взглянул на фотографию, но вместо того, чтобы восхититься настоящим талантом, невольно поёжился под тяжёлым взглядом.
Урок окончился, детям объявили оценки за диктант, и, один довольные собой, другие – разочарованные, они покинули класс и спустились в гардероб. Антон отстал о толпы и побрёл в актовый зал. Его не покидало смутное ощущение, что этот Вислав позвал его не для хороших новостей. С другой стороны, что плохого можно было ожидать? Ничего дурного он не сделал, с успеваемостью проблем нет, никто на него не жаловался... Отбросив сомнения, Весень распахнул тяжёлую дверь и заглянул в просторное помещение с высоким потолком, заставленное рядами мягких стульев с откидными сидениями.
Откуда-то спереди, со стороны сцены, раздался голос его преподавателя.
- А, Антон, проходи, не стесняйся, что ты как не свой?
Мальчик приблизился к сцене, и Василий Дмитриевич поднялся ему навстречу, приветливо улыбаясь. За ним показался Вислав. Он сидел на столе, ссутулившись и болтая ногами. Рядом лежала в футляре скрипка.
- И... Зачем меня позвали? – поинтересовался Антон.
- Помнишь про ежегодный концерт в театре, который проходит в мае? – спросил в ответ Василий Дмитриевич.
- Конечно! Только причем тут я?
- А ты в нём участвуешь, - вставил Вислав, голос его прозвучал неожиданно отстранённо.
Антон решил, что он ослышался. Он удивлённо взглянул на учителя, затем на Тополевского. Первый ему ободряюще улыбнулся, в обрамлённых лучистыми морщинками глазах светились искренняя радость и гордость за своего ученика. Второй смотрел ему в глаза с холодным молчанием и толикой заинтересованности. Было тяжело долго смотреть ему в лицо, и Весень опустил взгляд.
- Вы это серьёзно сейчас? Я действительно способен...
- Ты ещё сомневаешься в своих способностях? – рассмеялся Василий Дмитриевич. – Тем более, Вислав поможет тебе с подготовкой, он в этом деле воробей стреляный.
- Вислав? – непонимающе промолвил Антон.
- А ты думал, я тут просто так сижу? – Тополевский соскочил со стола и приблизился вплотную к мальчику. Он был выше него почти на две головы, и, чтобы смотреть ему в лицо, Антону пришлось чуть ли не пригнуть затылок к лопаткам.
- Мы будем играть в дуэте, ангелочек златовласый, - и потрепал Весеня по мягким кудрям. Тот пригнулся и одёрнул его руку.
- Не надо трогать мои волосы, - неожиданно грубо произнёс он.
- А то что? – насмешливо поинтересовался Вислав.
- Вислав, не надо: попросили – не делай, - сказал ему Василий Дмитриевич. Парень зыркнул в его сторону, но руку всё-таки убрал, при этом как бы случайно зацепив Антона за ухо.
- В пятницу на занятии я принесу ноты, который вы будете исполнять. Сначала разучишь всё со мной, потом начнём совместные репетиции с Виславом. Думаю, вы поладите, ведь так? – при этом учитель пристально глянул на Тополевского. Тот хмыкнул и кивнул, затем сказал:
- Ладно, познакомились, теперь мне уже пора, - он развернулся к выходу и, проходя мимо Антона, посмотрел на него сверху вниз, будто оценивая, и, не удержавшись, снова потрепал по волосам.
- Ничего, ангелочек, не рассыплешься, - едко бросил он, когда Весень нервно дёрнулся от прикосновения.
- Не переживай, он всегда такой... с новыми знакомым, - попробовал успокоить Антона Василий Дмитриевич, когда дверь за Виславом захлопнулась.
- Кажется, он со мной вообще играть не хочет, - с нотками обиды в голосе пробормотал мальчик. Его всё ещё не покидало неприятное ощущение от этого цепкого, пристального взгляда и прикосновения к голове по-паучьи тонких и длинных пальцев. Да и вообще Вислав оставлял впечатление какого-то длинного, угловатого существа, на фоне окружающей действительности кажущегося тонов на пять темнее и градусов на десять холоднее. Или всё дело в бледной коже и преобладании чёрного цвета в одежде?
- Не волнуйся. Он – хочет. Уже хотя бы потому, что он просто хочет играть, а где и с кем – вопрос второстепенный.
Почему-то эти слова не придали Антону большей уверенности.
***
Когда Антон зашёл в кабинет специальности, еще шёл урок, потому он извинился и тихо устроился на стуле в углу, за столом. Он часто приходил раньше положенного времени – просто отец не мог привозить его позже, ибо опоздал бы так на работу – и Василий Дмитриевич, а вместе с ним и его ученик уже привыкли, что за пятнадцать минут до конца урока у них появляется незаметный слушатель. Правда, временами слушатель начинал постукивать пальцами по столу, повторяя ритм исполняемого произведения. Но это никого не отвлекало: ученик был слишком поглощён разбором заклинаний, разбросанных по нотному стану, а преподаватель – исправлением его косяков.
Когда несчастного ребёнка наконец-то отпустили домой, Весень занял его место за инструментом и выжидающе уставился на преподавателя.
- Что, уже не терпится начать? – ухмыльнулся Василий Дмитриевич.
- Ну... – Антон смутился. – А у меня есть выбор?
- Выбор есть всегда. Не смотри на меня так, будто готовился к казни, ничего сверхъестественного я не приготовил, - и мужчина вытащил сложенные в файлы листы и расположил их на подставке для нот, после чего попросил ученика уступить ему место и наиграл мелодию. Действительно, она была несложна, но очень напевна, чувствовалось, что это нежный аккомпанемент, которому не хватает звучного голоса певца или ведущего инструмента. В определённый момент в музыке появились напряжённые ноты, она раскрылась во всей своей полноте, расширилась и, будто поток поднимающихся подземных вод, затопила собой каменные пустоты, после чего стремительно отхлынула и завершила своё движение тихой тоникой.
Антон позволил себе выдохнуть.
- Что это?
- Изначально это произведение предназначалось для хора, но потом умелые люди адаптировали его для исполнения фортепиано и скрипкой. По сути, они обогатили мелодию аккомпанемента, а скрипка заменила хор. Тебе бы послушать изначальный вариант, я даже предложил Амалии Викторовне включить эту песню в репертуар... – мечтательно произнёс Василий Дмитриевич. – Но, видимо, у неё нет желания тратить время на отработку французского произношения.
- А жаль... – протянул Антон.
- Ну что, нравится?
- Конечно!
- Тогда давай разбирать!
Преисполненный энтузиазмом, Весень сел за фортепиано и приступил к уроку.
***
Дни сменяли один другой, будто картинки калейдоскопа. Неуверенной гостьей на порог города ступила весна: она и так достаточно припозднилась, и теперь, видимо, чувствовала себя неловко. Близился ясный апрель, а за ним май, а значит – концерт в театре и выпускной экзамен младшей школы.
Антону было трудно определить, какое из этих событий важнее. Конечно, он выступал до этого на сцене, но по сравнению с готовящимся событием эти выступления можно сравнить с концертами на детском утреннике. Собственно, и на утренниках в школе его тоже заставляли играть, точнее, просили в приказном порядке.
Сегодня предстояла первая совместная репетиция с Виславом. Если быть предельно честным, Антон даже не представлял – как это, играть с другим человеком, подстраиваться под его ритм, громкость, манеру исполнения... И ведь это не на рояле в четыре руки играть – это скрипка! И не абы кто, а ученик, на которого молится весь преподавательский состав смычкового отдела, да что там – всей школы! Сказать, что Весень боялся сесть перед ним в лужу, значит не сказать ничего.
Иногда на занятиях он краем глаза замечал знакомую тощую фигуру, выглядывающую из-за приоткрытой двери. Выходит, Виславу всё-таки было интересно, как продвигаются дела у его компаньона? А ведь обычно, сталкиваясь с Антоном в коридоре, скрипач делал вид, что совершенно не замечает его с высоты своего роста. Как в буквальном смысле, так и в фигуральном.
Когда Весень вошёл в актовый зал, Тополевский уже был там и, как и при их первой встрече, сидел на столе и болтал ногами. Убедительные просьбы преподавателя сесть на стул и не портить казённую мебель его ни капли не смущали. Видимо, зайди в зал президент, Вислав точно так же продолжал бы восседать на столе и буравить окружающих туманным взглядом.
- Вы опаздываете, молодой человек, - прокомментировал приход Антона Андрей Романович – преподаватель по классу скрипки.
- Простите, я... немного заблудился в метро, - запинаясь, оправдывался мальчик.
- Ты ехал в метро сам? – удивился мужчина.
- Папа занят с раннего утра, пришлось ехать одному.
- Хм... Ну, хорошо, что всё хорошо, - задумчиво произнёс Андрей Романович. – Итак, Антон, Вислав, для начала небольшая разминка, так сказать, давайте привыкнем друг к другу. Возьми тональность соль-мажор.
Тополевский взял скрипку и поднялся на сцену, Антон последовал за ним и расположился за роялем. Когда он вытаскивал подставку для стула и под ноги, Вислав криво усмехнулся. «Конечно, тебе же ни до куда не нужно дотягиваться... Тополь!» - со злостью подумал Антон. Затем они играли гаммы и трезвучия, скрипач умело подстраивался под юного и неопытного компаньона и, хвала ему, делал это без каких-либо подколов и насмешек. Поэтому через некоторое время первая робость Антона немного отступила, он расправил ссутуленные плечи и даже почти избавился от ощущения, будто Антон Романович прожигает его взглядом.
В зале появился Василий Дмитриевич, сел рядом с коллегой и предложил приступить непосредственно к произведению. Решили, что сначала ребята по отдельности исполнят свои партии, затем начнут их соединять. Право играть первым отдали Виславу. Антон хотел спуститься на время вниз, но, повернув голову, замер, поражённый. Куда делось это угловатое хмурое существо, посылавшее ему кривые ухмылки и насмешки? Подросток, сидящий на столе, без стука входящий в кабинет посреди урока, идущий, не глядя под ноги, куда-то исчез. Вся фигура Вислава являла собой спокойствие и сосредоточенность, лицо с полуприкрытыми веками было расслаблено и, казалось, светилось изнутри каким-то особым сиянием высшей степени одухотворённости. Смычок уверенно двигался в руке, тонкие пальцы будто порхали по струнам, можно было подумать, что не из скрипки льётся дивная мелодия, а сам юноша – живой, тонко чувствующий инструмент.
Вот за что его хвалили преподаватели. Вот почему ему прощалась некоторая фривольность в поведении. Если бы сейчас Антону сказали, что именно этот Вислав небрежно трепал его по волосам, с насмешкой называл «златовласым ангелочком» и никогда не замечал его в школьном коридоре, он бы ответил: «Нет, это не может быть он! Он... он слишком прекрасен, чтобы сделать что-то подобное...»
Но магия музыки подошла к концу. Затихли финальные такты, помедлив, Тополевский опустил скрипку и выжидающе воззрился на преподавателя.
- Какое... качественное исполнение, - выдохнул Василий Дмитриевич. – Недочёты есть, ты не дотягиваешь на кульминации... – словно пытаясь нащупать хоть какой-то изъян, добавил он, - Но, всё же, за такой срок выучить так хорошо...
- Я просто много тренировался сам, - отчеканил Вислав.
- И будешь тренироваться ещё, - сказал Андрей Романович. – Ну, теперь Антон. Не нервничай.
Весень растерянно оглянулся на Василия Дмитриевича, затем на Вислава. Что, он должен играть? После такого? Да он в жизни не сыграет так мелодично и душевно! Руки начали предательски подрагивать. Пытаясь скрыть это, мальчик принялся расставлять ноты и разминать пальцы.
- Ну-у же-е... – протянул нетерпеливо Вислав, заставляя Антона ещё больше суетиться.
- Да.. я... сейчас.. – наконец, взяв себя в руки, он начал играть. И споткнулся после пятого такта. Остановился, виновато улыбнулся учителям и начал сначала. В голове творился такой сумбур, что было невозможно сосредоточиться на нотах, его пальцы жили своей жизнью, блуждая по клавишам, усиливая нажим там, где это ни к чему, и скатываясь в пиано, где требовалось бы крещендо. Закончив играть, Антон опустил руки на колени и весь будто съёжился, молча ожидая волны критики.
- Кажется, мы всё-таки играем реквием... – прозаическим тоном подытожил Тополевский.
- Вислав, без твоих комментариев обойдёмся, - одёрнул его Андрей Романович. – Ребёнок переволновался, пусть попробует ещё раз.
- Да, у него бывает, - согласился Василий Дмитриевич. – На занятиях играет хорошо, а как пустишь на сцену – деревенеет... С первого класса с ним воюю. Антон, расслабься, не суетись, на седьмом такте расширяй звук, не опускай локти, округляй движения.
- Хорошо, - тихо ответил Весень и начал снова. Возможно, не чувствуй он на себе взгляд Вислава, было бы легче. Но этот тип вцепился в него чёрными омутами, сквозящими холодным цинизмом, и, казалось, этот холод пробирался под одежду и мурашками взбирался по спине, проникал в уши и превращал мозг в кусок замороженного рыбного студня. От мыслей о рыбном студне Антона передёрнуло. А вместе с тем пришло раздражение.
Что ему до этого самоуверенного мальчишки? В конце концов, он играет не для того, чтобы произвести на его впечатление, а чтобы показать Василию Дмитриевичу, и Андрею Романовичу, и вообще всем, что способностей у него ничуть не меньше, чем у того же Тополевского. Уверенность разрядом пронеслась по пальцами, играть стало легче. Музыка окрасилась живыми переливами и действительно начала «говорить». Под конец Антон уже выпрямился и даже улыбался уголками губ.
- Ну вот, можешь же, когда захочешь, - довольно произнёс Василий Дмитриевич. – Начал оживать – уже хорошо. Теперь сохраняй боевой настрой, сейчас проработаем пару моментов и начнёте играть вместе.
Антон невольно расплылся в широкой улыбке. Ничто не вселяет такой уверенности и душевного спокойствия, как ободряющая похвала преподавателя. Кто-то подошёл сзади и уже знакомо потрепал его по волосам.
- Ну, отрабатывай, ангелочек, - в голосе Вислава вместо привычной насмешки слышалось что-то похожее на дружеское участие.
И он всё честно проработал, без запинок. Но стоило им заиграть вместе, и начался кошмар.
- Я не чувствую никакой отдачи с твоей стороны! – казалось, смычок в руках Вислава сейчас треснет. Антон молчал, низко склонившись над клавишами. Что он мог поделать, если выжать из себя более эмоциональное исполнение просто не получалось? Точнее, получалось ровно до того момента, как вступала партия скрипки. Словно Вислав, подобно энергетическому вампиру, вытягивал из него все краски и переносил их в изящный корпус своего инструмента. И чем больше замечаний звучало со стороны преподавателей, чем заметнее Тополевский скрипел зубами и закатывал глаза после фразы «Сначала!», тем подавленнее становился Антон.
- Так, мы уже засиделись. На сегодня всё, увидимся через два дня, пока занимайтесь дома. Занимайтесь, ясно? – с нажимом произнёс Андрей Романович.
- Антон, тебя разве не забирают? – поинтересовался Василий Дмитриевич. Словно очнувшись от транса, мальчик поднял на него усталый взгляд и выдавил из себя:
- Папа на работе, он не может. Я сам доеду...
- Куда сам? А если заблудишься?
- Не заблужусь, - пробубнил Весень.
Неожиданно рядом с ним оказался Вислав.
- Давайте поеду с ним. Всё равно мне спешить некуда.
- Нет! – Антон даже подскочил со стула. Уж чего-чего, а тащиться в метро с этим типом ему не хотелось ни капли. Ему просто было стыдно за свою неумелость, за эту репетицию, он в глаза не мог теперь Виславу смотреть, что говорить о том, чтобы он сопровождал его до дома?
- А всё-таки я поеду. Негоже маленьким ангелочкам одним по городу шляться.
- Хватит меня так называть, - огрызнулся Антон.
- Правильно он говорит. Вислав, отзвонись, как проводишь его, чтобы мы не волновались, - судя по тону Андрея Романовича, возражений он принимать не собирался.
В итоге Весень и Тополевский вместе шли к спуску в метро в полном молчании. Антон брёл, не отрывая взгляда от земли, Вислав шёл практически на автомате, витая в собственных мыслях. Периодически он возвращался на грешную землю, дабы убедиться, что его подопечный никуда не делся и деваться не собирается.
Так же молча они спустились в метро. Вислав уверенно двигался в живом бурлящем потоке прохожих – благо, в свои четырнадцать он был достаточно высок – и увлекал за собой Антона, вцепившись ему в руку. Мальчик тихо молился всем известным богам, чтобы эта птичья хватка не стала ещё сильнее, ибо он определённо чувствовал, как запястье начинало неметь. На станции долго стоять не пришлось, и они резво заскочили в подплывший вагон и устроились возле окна. Антон по-прежнему не решался взглянуть на Вислава, поэтому буравил взглядом черноту за стеклом, прислонившись лбом к холодной поверхности.
Длинные цепкие пальцы опустились ему на плечи.
- Э-эй ты-ы, - голос Тополевского раздался над самым ухом, отчего Антон вздрогнул.
- Что?
- Ну и почему ты меня боишься?
- Я не боюсь, - отмахнулся Весень, и его плечи сжали еще сильнее.
- А я говорю, что боишься. Это видно по твоей игре. Не перестанешь – у нас ничего не получится.
Мальчик молчал, только еще больше ссутулился. Вислав посмотрел вниз и заметил, как тот царапает ногтем ладонь левой руки и сдирает мозоли на пальцах.
- Не делай так, руки испортишь, а они тебе ещё пригодятся.
- Я всегда так делаю...
- Когда волнуешься?
- Нет. Просто всегда, - ничего не выражающим голосом ответил Антон.
Вислав глубоко вздохнул. Его уверяли, что в классе фортепиано появился юный талант, в разы быстрее осваивающий программу, с очень подвижными пальцами и живой манерой исполнения. Но перед ним предстал забитый, ни в чём не уверенный ребёнок, который ещё и имеет дурацкую привычку раздирать руки с этими самыми подвижными пальцами. А ведь на занятиях, наедине с учителем, он совсем другой, там он чувствует себя в безопасности... Ему просто нужно помочь, вселить веру в себя, показать, что он ничего не добьётся, пока сам не задаст себе установку: «Я способен на всё». Для этого Вислав и пошёл с ним: перед учителями Весень робеет, а он сам становится вредным на язык до невыносимого. И когда и что мать упустила в его воспитании...
- Антон, для чего ты играешь? – спросил скрипач.
- Как это – для чего? – удивился мальчик.
- Зачем ты пошёл в музыкальную школу? Почему именно фортепиано? Почему ты участвуешь в концерте, играешь со мной, в конце концов?
- Ну... – Антон замялся. Слова с трудом приходили на ум. «Потому что другого выбора у меня не было...» - пронеслось в голове, но он спешно отогнал эту мысль. – Папа рассказывал, что моя мама здорово играла на фортепиано. Когда я ещё не родился, она часто наигрывала красивые мелодии – она говорила, что так ребёнок родится умным и здоровым. Но... потом играть уже было некому, - он запнулся. Мать умерла при его рождении, он видел её только на фотографиях и свадебных видео. Но говорить о ней почему-то всегда было трудно, будто отрываешь от себя что-то жизненно необходимое, что нужно бы скрыть подальше от чужих глаз и главное – от себя, чтобы спокойно забыть.
- А я хотел слышать музыку. И... сейчас хочу, чтобы все слышали, что я умею играть, и чтобы отец это слышал и радовался, и чтобы...
- Подожди, - прервал его Вислав. Он уже не держал его за плечи, а встал рядом, облокотившись на поручень. – Остановись на первом. Запомни: ты никогда не должен играть, чтобы доказать что-то кому-то. Музыка не доказывает, она звучит и находит отклик в душах людей. Она сама себе цель. Играй просто ради того, чтобы играть, чтобы слышать, как всё, что накапливается внутри, выплёскивается наружу в виде музыки. Споткнулся – уверенно иди дальше, чтобы все поверили, будто так и должно быть. Ты никому ничего не должен: ни отцу, ни Василию Дмитриевичу, ни тем более мне. Просто играй. Ты же не ищешь повода, чтобы дышать?
Антон не отвечал. Он поднял голову и во все глаза смотрел на Вислава. Его слова звучали убедительно, в них скрывалась какая-то внутренняя сила. И лицо Тополевского излучало безбрежное спокойствие, словно он наконец произнёс вслух то, что успел передумать сотню раз. Да так оно наверняка и было. В голове у Весеня что-то щёлкнуло, и он почувствовал, что понял какую-то важную деталь личности этого угрюмого подростка, а точнее то, чем было музыка для него самого. Может, он понял это ещё на репетиции, когда услышал его игру, но не смог облечь свои выводы в осмысленную форму. Но теперь он стойко ощущал, что что-то новое возникло между ними, важное и вселяющее в душу чувство беспричинной радости.
Металлический голос объявил станцию, и Антон, опомнившись, дёрнул Вислава за рукав и потянул к выходу.
Бета: сам себе бета
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: пианист, скрипач и прочий оркестр
Рейтинг: PG-13
Жанры: Повседневность, Психология, Драма, Юмор, Слэш (яой)
Размер: Миди
Описание: История о гении и упорстве, тщеславии и одиночестве, о музыке, единой для всех и стирающей границы противоречий.
Публикация на других ресурсах: Публиковать нельзя.
читать дальше
Глава 4. Прелюдия. Фрагмент 1.
Тиканье настенных часов. Шорох приподнимаемой сквозняком прозрачной занавески. Грифель карандаша, выводящий в нотной тетради штрихи ритма и чёрные и пустые головки нот. А если прислушаться получше, то можно услышать кипение двенадцати детских голов, совершающих невероятные потуги над диктантом. Работа оказалась внезапной, как снег на голову, да еще и контрольной, да еще и с только что изученным размером. Через две минуты учитель в последний раз проиграет задание, и уже остаётся полагаться только на свой слух, память и внимательность.
Однако тринадцатая голова, расположившаяся подле окна с приподнимающейся занавеской, свою умственную работу уже завершила и теперь лениво разглядывала, как напротив здания школы подъёмный кран на стройке вытягивал наверх очередную массивную балку. Заветные две минуты истекли, замолк шорох карандашей, и все дети начали старательно прислушиваться к звукам, извлекаемым из небольшого чёрного фортепиано. Тринадцатый ученик сверил свои записи с тем, что услышал, взмахнул пару раз рукой в воздухе, имитируя дирижёра, и с удовлетворением отложил работу на край стола. Что-что, а диктанты ему всегда давались легко. Вот чтение с листа – это да, можно или перепутать размер, или взять слишком высоко, или вообще радостную песенку начать исполнять в миноре. Но тут просто необходима практика, и ученик был уверен, что в пятом классе и чтение с листа не будет для него составлять особых проблем.
- Так, дети, все записали? Сдаём тетради.
Четыре человека отрицательно замотали головами и попросили еще несколько минут. Казалось бы, задание не является астрономически сложным, но, как это часто бывает, люди до последнего момента остаются не уверены в правильности своих действий, и потому тянут время, даже если сделать ещё что-либо они уже не в силах. Как говорится, перед смертью не надышишься.
В дверь уверенно постучали. Незнакомцу сказали, что идёт диктант, на что он ответил, что ему потребуется всего пара минут. Преподаватель разрешила войти. В дверном проёме появился тощий мальчишка лет четырнадцати. Окинув класс придирчивым взглядом, он произнёс:
- Антон Весень тут есть?
Тринадцатый ученик, успевший впасть в полудрёму, встрепенулся и оглянулся на говорившего.
- Да... Это я.
- После урока зайдёшь в актовый зал, - бросил ему подросток и, тряхнув тёмными волосами чуть выше плеч, вышел из класса. Все ученики оглянулись на Антона, будто спрашивая, что это было. Но он сам даже предположить не мог, что могло понадобиться старшекласснику – а это наверняка был старшеклассник – от него, тихого мальчика, оканчивающего четвёртый класс. Пусть он и был одним из лучших на потоке. Пусть ему и пророчили судьбу талантливого пианиста.
Да и кто вообще этот угрюмый тип? Антон начал перебирать в памяти учеников, с которыми был знаком, и тех, которых просто знал каждый. Последних было не так уж и много, всё-таки лауреаты не на каждом квадратном метре валяются. Лауреаты... Тут Антона осенило. Точно, это же тот самый мальчишка с класса скрипки, про которого с благоговейным придыханием еще четыре года назад рассказывал им директор, когда Весень только поступал в музыкальную школу. Дабы убедить отца мальчика в квалифицированности сего заведения, им перечисляли всех добившихся успеха в музыкальном ремесле выпускников и юных дарований, обучающихся в этих стенах на данный момент. И среди этих дарований упоминалось имя Вислава Тополевского. Тогда директор указал им на стенд «Ими гордится школа», где из правого верхнего угла на них взирал худой невзрачный мальчик с чёрными туманными глазами. Он был единственным, кто не улыбался на фотографии. Но Антона и его отца заверили, что Вислава ждёт консерватория Римского-Корсакова или даже практика за границей. Антон ещё раз взглянул на фотографию, но вместо того, чтобы восхититься настоящим талантом, невольно поёжился под тяжёлым взглядом.
Урок окончился, детям объявили оценки за диктант, и, один довольные собой, другие – разочарованные, они покинули класс и спустились в гардероб. Антон отстал о толпы и побрёл в актовый зал. Его не покидало смутное ощущение, что этот Вислав позвал его не для хороших новостей. С другой стороны, что плохого можно было ожидать? Ничего дурного он не сделал, с успеваемостью проблем нет, никто на него не жаловался... Отбросив сомнения, Весень распахнул тяжёлую дверь и заглянул в просторное помещение с высоким потолком, заставленное рядами мягких стульев с откидными сидениями.
Откуда-то спереди, со стороны сцены, раздался голос его преподавателя.
- А, Антон, проходи, не стесняйся, что ты как не свой?
Мальчик приблизился к сцене, и Василий Дмитриевич поднялся ему навстречу, приветливо улыбаясь. За ним показался Вислав. Он сидел на столе, ссутулившись и болтая ногами. Рядом лежала в футляре скрипка.
- И... Зачем меня позвали? – поинтересовался Антон.
- Помнишь про ежегодный концерт в театре, который проходит в мае? – спросил в ответ Василий Дмитриевич.
- Конечно! Только причем тут я?
- А ты в нём участвуешь, - вставил Вислав, голос его прозвучал неожиданно отстранённо.
Антон решил, что он ослышался. Он удивлённо взглянул на учителя, затем на Тополевского. Первый ему ободряюще улыбнулся, в обрамлённых лучистыми морщинками глазах светились искренняя радость и гордость за своего ученика. Второй смотрел ему в глаза с холодным молчанием и толикой заинтересованности. Было тяжело долго смотреть ему в лицо, и Весень опустил взгляд.
- Вы это серьёзно сейчас? Я действительно способен...
- Ты ещё сомневаешься в своих способностях? – рассмеялся Василий Дмитриевич. – Тем более, Вислав поможет тебе с подготовкой, он в этом деле воробей стреляный.
- Вислав? – непонимающе промолвил Антон.
- А ты думал, я тут просто так сижу? – Тополевский соскочил со стола и приблизился вплотную к мальчику. Он был выше него почти на две головы, и, чтобы смотреть ему в лицо, Антону пришлось чуть ли не пригнуть затылок к лопаткам.
- Мы будем играть в дуэте, ангелочек златовласый, - и потрепал Весеня по мягким кудрям. Тот пригнулся и одёрнул его руку.
- Не надо трогать мои волосы, - неожиданно грубо произнёс он.
- А то что? – насмешливо поинтересовался Вислав.
- Вислав, не надо: попросили – не делай, - сказал ему Василий Дмитриевич. Парень зыркнул в его сторону, но руку всё-таки убрал, при этом как бы случайно зацепив Антона за ухо.
- В пятницу на занятии я принесу ноты, который вы будете исполнять. Сначала разучишь всё со мной, потом начнём совместные репетиции с Виславом. Думаю, вы поладите, ведь так? – при этом учитель пристально глянул на Тополевского. Тот хмыкнул и кивнул, затем сказал:
- Ладно, познакомились, теперь мне уже пора, - он развернулся к выходу и, проходя мимо Антона, посмотрел на него сверху вниз, будто оценивая, и, не удержавшись, снова потрепал по волосам.
- Ничего, ангелочек, не рассыплешься, - едко бросил он, когда Весень нервно дёрнулся от прикосновения.
- Не переживай, он всегда такой... с новыми знакомым, - попробовал успокоить Антона Василий Дмитриевич, когда дверь за Виславом захлопнулась.
- Кажется, он со мной вообще играть не хочет, - с нотками обиды в голосе пробормотал мальчик. Его всё ещё не покидало неприятное ощущение от этого цепкого, пристального взгляда и прикосновения к голове по-паучьи тонких и длинных пальцев. Да и вообще Вислав оставлял впечатление какого-то длинного, угловатого существа, на фоне окружающей действительности кажущегося тонов на пять темнее и градусов на десять холоднее. Или всё дело в бледной коже и преобладании чёрного цвета в одежде?
- Не волнуйся. Он – хочет. Уже хотя бы потому, что он просто хочет играть, а где и с кем – вопрос второстепенный.
Почему-то эти слова не придали Антону большей уверенности.
***
Когда Антон зашёл в кабинет специальности, еще шёл урок, потому он извинился и тихо устроился на стуле в углу, за столом. Он часто приходил раньше положенного времени – просто отец не мог привозить его позже, ибо опоздал бы так на работу – и Василий Дмитриевич, а вместе с ним и его ученик уже привыкли, что за пятнадцать минут до конца урока у них появляется незаметный слушатель. Правда, временами слушатель начинал постукивать пальцами по столу, повторяя ритм исполняемого произведения. Но это никого не отвлекало: ученик был слишком поглощён разбором заклинаний, разбросанных по нотному стану, а преподаватель – исправлением его косяков.
Когда несчастного ребёнка наконец-то отпустили домой, Весень занял его место за инструментом и выжидающе уставился на преподавателя.
- Что, уже не терпится начать? – ухмыльнулся Василий Дмитриевич.
- Ну... – Антон смутился. – А у меня есть выбор?
- Выбор есть всегда. Не смотри на меня так, будто готовился к казни, ничего сверхъестественного я не приготовил, - и мужчина вытащил сложенные в файлы листы и расположил их на подставке для нот, после чего попросил ученика уступить ему место и наиграл мелодию. Действительно, она была несложна, но очень напевна, чувствовалось, что это нежный аккомпанемент, которому не хватает звучного голоса певца или ведущего инструмента. В определённый момент в музыке появились напряжённые ноты, она раскрылась во всей своей полноте, расширилась и, будто поток поднимающихся подземных вод, затопила собой каменные пустоты, после чего стремительно отхлынула и завершила своё движение тихой тоникой.
Антон позволил себе выдохнуть.
- Что это?
- Изначально это произведение предназначалось для хора, но потом умелые люди адаптировали его для исполнения фортепиано и скрипкой. По сути, они обогатили мелодию аккомпанемента, а скрипка заменила хор. Тебе бы послушать изначальный вариант, я даже предложил Амалии Викторовне включить эту песню в репертуар... – мечтательно произнёс Василий Дмитриевич. – Но, видимо, у неё нет желания тратить время на отработку французского произношения.
- А жаль... – протянул Антон.
- Ну что, нравится?
- Конечно!
- Тогда давай разбирать!
Преисполненный энтузиазмом, Весень сел за фортепиано и приступил к уроку.
***
Дни сменяли один другой, будто картинки калейдоскопа. Неуверенной гостьей на порог города ступила весна: она и так достаточно припозднилась, и теперь, видимо, чувствовала себя неловко. Близился ясный апрель, а за ним май, а значит – концерт в театре и выпускной экзамен младшей школы.
Антону было трудно определить, какое из этих событий важнее. Конечно, он выступал до этого на сцене, но по сравнению с готовящимся событием эти выступления можно сравнить с концертами на детском утреннике. Собственно, и на утренниках в школе его тоже заставляли играть, точнее, просили в приказном порядке.
Сегодня предстояла первая совместная репетиция с Виславом. Если быть предельно честным, Антон даже не представлял – как это, играть с другим человеком, подстраиваться под его ритм, громкость, манеру исполнения... И ведь это не на рояле в четыре руки играть – это скрипка! И не абы кто, а ученик, на которого молится весь преподавательский состав смычкового отдела, да что там – всей школы! Сказать, что Весень боялся сесть перед ним в лужу, значит не сказать ничего.
Иногда на занятиях он краем глаза замечал знакомую тощую фигуру, выглядывающую из-за приоткрытой двери. Выходит, Виславу всё-таки было интересно, как продвигаются дела у его компаньона? А ведь обычно, сталкиваясь с Антоном в коридоре, скрипач делал вид, что совершенно не замечает его с высоты своего роста. Как в буквальном смысле, так и в фигуральном.
Когда Весень вошёл в актовый зал, Тополевский уже был там и, как и при их первой встрече, сидел на столе и болтал ногами. Убедительные просьбы преподавателя сесть на стул и не портить казённую мебель его ни капли не смущали. Видимо, зайди в зал президент, Вислав точно так же продолжал бы восседать на столе и буравить окружающих туманным взглядом.
- Вы опаздываете, молодой человек, - прокомментировал приход Антона Андрей Романович – преподаватель по классу скрипки.
- Простите, я... немного заблудился в метро, - запинаясь, оправдывался мальчик.
- Ты ехал в метро сам? – удивился мужчина.
- Папа занят с раннего утра, пришлось ехать одному.
- Хм... Ну, хорошо, что всё хорошо, - задумчиво произнёс Андрей Романович. – Итак, Антон, Вислав, для начала небольшая разминка, так сказать, давайте привыкнем друг к другу. Возьми тональность соль-мажор.
Тополевский взял скрипку и поднялся на сцену, Антон последовал за ним и расположился за роялем. Когда он вытаскивал подставку для стула и под ноги, Вислав криво усмехнулся. «Конечно, тебе же ни до куда не нужно дотягиваться... Тополь!» - со злостью подумал Антон. Затем они играли гаммы и трезвучия, скрипач умело подстраивался под юного и неопытного компаньона и, хвала ему, делал это без каких-либо подколов и насмешек. Поэтому через некоторое время первая робость Антона немного отступила, он расправил ссутуленные плечи и даже почти избавился от ощущения, будто Антон Романович прожигает его взглядом.
В зале появился Василий Дмитриевич, сел рядом с коллегой и предложил приступить непосредственно к произведению. Решили, что сначала ребята по отдельности исполнят свои партии, затем начнут их соединять. Право играть первым отдали Виславу. Антон хотел спуститься на время вниз, но, повернув голову, замер, поражённый. Куда делось это угловатое хмурое существо, посылавшее ему кривые ухмылки и насмешки? Подросток, сидящий на столе, без стука входящий в кабинет посреди урока, идущий, не глядя под ноги, куда-то исчез. Вся фигура Вислава являла собой спокойствие и сосредоточенность, лицо с полуприкрытыми веками было расслаблено и, казалось, светилось изнутри каким-то особым сиянием высшей степени одухотворённости. Смычок уверенно двигался в руке, тонкие пальцы будто порхали по струнам, можно было подумать, что не из скрипки льётся дивная мелодия, а сам юноша – живой, тонко чувствующий инструмент.
Вот за что его хвалили преподаватели. Вот почему ему прощалась некоторая фривольность в поведении. Если бы сейчас Антону сказали, что именно этот Вислав небрежно трепал его по волосам, с насмешкой называл «златовласым ангелочком» и никогда не замечал его в школьном коридоре, он бы ответил: «Нет, это не может быть он! Он... он слишком прекрасен, чтобы сделать что-то подобное...»
Но магия музыки подошла к концу. Затихли финальные такты, помедлив, Тополевский опустил скрипку и выжидающе воззрился на преподавателя.
- Какое... качественное исполнение, - выдохнул Василий Дмитриевич. – Недочёты есть, ты не дотягиваешь на кульминации... – словно пытаясь нащупать хоть какой-то изъян, добавил он, - Но, всё же, за такой срок выучить так хорошо...
- Я просто много тренировался сам, - отчеканил Вислав.
- И будешь тренироваться ещё, - сказал Андрей Романович. – Ну, теперь Антон. Не нервничай.
Весень растерянно оглянулся на Василия Дмитриевича, затем на Вислава. Что, он должен играть? После такого? Да он в жизни не сыграет так мелодично и душевно! Руки начали предательски подрагивать. Пытаясь скрыть это, мальчик принялся расставлять ноты и разминать пальцы.
- Ну-у же-е... – протянул нетерпеливо Вислав, заставляя Антона ещё больше суетиться.
- Да.. я... сейчас.. – наконец, взяв себя в руки, он начал играть. И споткнулся после пятого такта. Остановился, виновато улыбнулся учителям и начал сначала. В голове творился такой сумбур, что было невозможно сосредоточиться на нотах, его пальцы жили своей жизнью, блуждая по клавишам, усиливая нажим там, где это ни к чему, и скатываясь в пиано, где требовалось бы крещендо. Закончив играть, Антон опустил руки на колени и весь будто съёжился, молча ожидая волны критики.
- Кажется, мы всё-таки играем реквием... – прозаическим тоном подытожил Тополевский.
- Вислав, без твоих комментариев обойдёмся, - одёрнул его Андрей Романович. – Ребёнок переволновался, пусть попробует ещё раз.
- Да, у него бывает, - согласился Василий Дмитриевич. – На занятиях играет хорошо, а как пустишь на сцену – деревенеет... С первого класса с ним воюю. Антон, расслабься, не суетись, на седьмом такте расширяй звук, не опускай локти, округляй движения.
- Хорошо, - тихо ответил Весень и начал снова. Возможно, не чувствуй он на себе взгляд Вислава, было бы легче. Но этот тип вцепился в него чёрными омутами, сквозящими холодным цинизмом, и, казалось, этот холод пробирался под одежду и мурашками взбирался по спине, проникал в уши и превращал мозг в кусок замороженного рыбного студня. От мыслей о рыбном студне Антона передёрнуло. А вместе с тем пришло раздражение.
Что ему до этого самоуверенного мальчишки? В конце концов, он играет не для того, чтобы произвести на его впечатление, а чтобы показать Василию Дмитриевичу, и Андрею Романовичу, и вообще всем, что способностей у него ничуть не меньше, чем у того же Тополевского. Уверенность разрядом пронеслась по пальцами, играть стало легче. Музыка окрасилась живыми переливами и действительно начала «говорить». Под конец Антон уже выпрямился и даже улыбался уголками губ.
- Ну вот, можешь же, когда захочешь, - довольно произнёс Василий Дмитриевич. – Начал оживать – уже хорошо. Теперь сохраняй боевой настрой, сейчас проработаем пару моментов и начнёте играть вместе.
Антон невольно расплылся в широкой улыбке. Ничто не вселяет такой уверенности и душевного спокойствия, как ободряющая похвала преподавателя. Кто-то подошёл сзади и уже знакомо потрепал его по волосам.
- Ну, отрабатывай, ангелочек, - в голосе Вислава вместо привычной насмешки слышалось что-то похожее на дружеское участие.
И он всё честно проработал, без запинок. Но стоило им заиграть вместе, и начался кошмар.
- Я не чувствую никакой отдачи с твоей стороны! – казалось, смычок в руках Вислава сейчас треснет. Антон молчал, низко склонившись над клавишами. Что он мог поделать, если выжать из себя более эмоциональное исполнение просто не получалось? Точнее, получалось ровно до того момента, как вступала партия скрипки. Словно Вислав, подобно энергетическому вампиру, вытягивал из него все краски и переносил их в изящный корпус своего инструмента. И чем больше замечаний звучало со стороны преподавателей, чем заметнее Тополевский скрипел зубами и закатывал глаза после фразы «Сначала!», тем подавленнее становился Антон.
- Так, мы уже засиделись. На сегодня всё, увидимся через два дня, пока занимайтесь дома. Занимайтесь, ясно? – с нажимом произнёс Андрей Романович.
- Антон, тебя разве не забирают? – поинтересовался Василий Дмитриевич. Словно очнувшись от транса, мальчик поднял на него усталый взгляд и выдавил из себя:
- Папа на работе, он не может. Я сам доеду...
- Куда сам? А если заблудишься?
- Не заблужусь, - пробубнил Весень.
Неожиданно рядом с ним оказался Вислав.
- Давайте поеду с ним. Всё равно мне спешить некуда.
- Нет! – Антон даже подскочил со стула. Уж чего-чего, а тащиться в метро с этим типом ему не хотелось ни капли. Ему просто было стыдно за свою неумелость, за эту репетицию, он в глаза не мог теперь Виславу смотреть, что говорить о том, чтобы он сопровождал его до дома?
- А всё-таки я поеду. Негоже маленьким ангелочкам одним по городу шляться.
- Хватит меня так называть, - огрызнулся Антон.
- Правильно он говорит. Вислав, отзвонись, как проводишь его, чтобы мы не волновались, - судя по тону Андрея Романовича, возражений он принимать не собирался.
В итоге Весень и Тополевский вместе шли к спуску в метро в полном молчании. Антон брёл, не отрывая взгляда от земли, Вислав шёл практически на автомате, витая в собственных мыслях. Периодически он возвращался на грешную землю, дабы убедиться, что его подопечный никуда не делся и деваться не собирается.
Так же молча они спустились в метро. Вислав уверенно двигался в живом бурлящем потоке прохожих – благо, в свои четырнадцать он был достаточно высок – и увлекал за собой Антона, вцепившись ему в руку. Мальчик тихо молился всем известным богам, чтобы эта птичья хватка не стала ещё сильнее, ибо он определённо чувствовал, как запястье начинало неметь. На станции долго стоять не пришлось, и они резво заскочили в подплывший вагон и устроились возле окна. Антон по-прежнему не решался взглянуть на Вислава, поэтому буравил взглядом черноту за стеклом, прислонившись лбом к холодной поверхности.
Длинные цепкие пальцы опустились ему на плечи.
- Э-эй ты-ы, - голос Тополевского раздался над самым ухом, отчего Антон вздрогнул.
- Что?
- Ну и почему ты меня боишься?
- Я не боюсь, - отмахнулся Весень, и его плечи сжали еще сильнее.
- А я говорю, что боишься. Это видно по твоей игре. Не перестанешь – у нас ничего не получится.
Мальчик молчал, только еще больше ссутулился. Вислав посмотрел вниз и заметил, как тот царапает ногтем ладонь левой руки и сдирает мозоли на пальцах.
- Не делай так, руки испортишь, а они тебе ещё пригодятся.
- Я всегда так делаю...
- Когда волнуешься?
- Нет. Просто всегда, - ничего не выражающим голосом ответил Антон.
Вислав глубоко вздохнул. Его уверяли, что в классе фортепиано появился юный талант, в разы быстрее осваивающий программу, с очень подвижными пальцами и живой манерой исполнения. Но перед ним предстал забитый, ни в чём не уверенный ребёнок, который ещё и имеет дурацкую привычку раздирать руки с этими самыми подвижными пальцами. А ведь на занятиях, наедине с учителем, он совсем другой, там он чувствует себя в безопасности... Ему просто нужно помочь, вселить веру в себя, показать, что он ничего не добьётся, пока сам не задаст себе установку: «Я способен на всё». Для этого Вислав и пошёл с ним: перед учителями Весень робеет, а он сам становится вредным на язык до невыносимого. И когда и что мать упустила в его воспитании...
- Антон, для чего ты играешь? – спросил скрипач.
- Как это – для чего? – удивился мальчик.
- Зачем ты пошёл в музыкальную школу? Почему именно фортепиано? Почему ты участвуешь в концерте, играешь со мной, в конце концов?
- Ну... – Антон замялся. Слова с трудом приходили на ум. «Потому что другого выбора у меня не было...» - пронеслось в голове, но он спешно отогнал эту мысль. – Папа рассказывал, что моя мама здорово играла на фортепиано. Когда я ещё не родился, она часто наигрывала красивые мелодии – она говорила, что так ребёнок родится умным и здоровым. Но... потом играть уже было некому, - он запнулся. Мать умерла при его рождении, он видел её только на фотографиях и свадебных видео. Но говорить о ней почему-то всегда было трудно, будто отрываешь от себя что-то жизненно необходимое, что нужно бы скрыть подальше от чужих глаз и главное – от себя, чтобы спокойно забыть.
- А я хотел слышать музыку. И... сейчас хочу, чтобы все слышали, что я умею играть, и чтобы отец это слышал и радовался, и чтобы...
- Подожди, - прервал его Вислав. Он уже не держал его за плечи, а встал рядом, облокотившись на поручень. – Остановись на первом. Запомни: ты никогда не должен играть, чтобы доказать что-то кому-то. Музыка не доказывает, она звучит и находит отклик в душах людей. Она сама себе цель. Играй просто ради того, чтобы играть, чтобы слышать, как всё, что накапливается внутри, выплёскивается наружу в виде музыки. Споткнулся – уверенно иди дальше, чтобы все поверили, будто так и должно быть. Ты никому ничего не должен: ни отцу, ни Василию Дмитриевичу, ни тем более мне. Просто играй. Ты же не ищешь повода, чтобы дышать?
Антон не отвечал. Он поднял голову и во все глаза смотрел на Вислава. Его слова звучали убедительно, в них скрывалась какая-то внутренняя сила. И лицо Тополевского излучало безбрежное спокойствие, словно он наконец произнёс вслух то, что успел передумать сотню раз. Да так оно наверняка и было. В голове у Весеня что-то щёлкнуло, и он почувствовал, что понял какую-то важную деталь личности этого угрюмого подростка, а точнее то, чем было музыка для него самого. Может, он понял это ещё на репетиции, когда услышал его игру, но не смог облечь свои выводы в осмысленную форму. Но теперь он стойко ощущал, что что-то новое возникло между ними, важное и вселяющее в душу чувство беспричинной радости.
Металлический голос объявил станцию, и Антон, опомнившись, дёрнул Вислава за рукав и потянул к выходу.
@темы: ориджиналы, творчество, рассказы, музыка